Петр Амельченко, г. Северск, Томская обл.

«Во время войны в нашей деревне, да не только в нашей, был страшный голод. Умирали один за другим, особенно дети. Только в нашей семье от голода умерло трое моих братьев, которым и двух лет не было. По деревням ходили нищие и просили милостыню.

Однажды мать и мой старший брат ушли на колхозную работу, а я остался дома один, мне тогда было восемь лет. Заходит в нашу избу грязный, обросший, в каких-то лохмотьях старик с котомкой за плечами. Стал креститься и просить у меня милостыню.

Я сказал, что у нас абсолютно ничего нет, окромя картошки. Он с большой радостью согласился на картошку. Я залез в подпол, нагреб полведерка и высыпал в его котомку, которую потом помог одеть ему за плечи.
Старик поблагодарил меня и тут же ушел, но через пять минут снова вернулся. Из-за пазухи вынул какую-то картинку, как я тогда думал, протянул мне и сказал на ломаном языке: «Сынок, ты хороший мальчик, возьми эту иконку и храни ее всю свою жизнь. Она принесет тебе успех, счастье, здоровье!» И с этими словами он ушел.
Через какое-то время недалеко от нашей избы слышу душераздирающий крик и зловещий лай собак. Я схватил здоровенную палку и бросился на крик. Вижу страшную картину. Возле дома председателя колхоза собаки буквально рвали этого дедушку.
Я стал плакать и палкой лупить собак. Из соседней избы вышла тетя Валя и пострадавшего увела к себе. Оказалось, когда он подошел к дому председателя, то его дети не только не впустили старца в дом, но вслед натравили своих собак.
То ли совпадение, то ли покарал Всевышний, но в эту ночь дом председателя сгорел дотла. Правда, они все успели спастись. Потом некоторое время жили в чудом уцелевшей от пожара бане, пока не построили какую-то избенку.
Больше я этого старика никогда не видел. А через какое-то время зимой на краю соседней деревни этого старика нашли мертвым. Когда приехала районная милиция и стали проводить дознание, то, к удивлению всех, этот старец оказался родом из Австрии, по национальности австриец. Как он попал в сибирскую деревню, так и осталось загадкой.
Земля была сильно промерзшей, могилу выкопали очень мелкой и короткой. Обмотали дедушку каким-то тряпьем, без гроба стали опускать в яму, но так как он не влезал, то его буквально стали втаптывать ногами. Кое-как забросали и разошлись.
Вот тут и началось. Где-то через неделю один из топтунов вместе с трактором провалился под лед и погиб. А через какое-то время второй напился, пьяный уснул на улице и отморозил ноги – обе ампутировали по самое колено, всю свою жизнь проездил на инвалидной коляске.
А на кладбище в течение нескольких лет в день похорон этого старика доносился жалобный стон. Потом мать меня попросила, чтобы я в Томске сходил в церковь и поставил свечку за упокой этого иностранца, а вторую свечу привез домой.
Мы с матерью отправились за семь километров в соседнюю деревню на то кладбище. К нашему удивлению, на могиле старика вместо бугорка оказалась неглубокая ямка. Мы так и не поняли, был там кто или не был.
Мы поставили в эту ямку свечу, зажгли, перекрестились и ушли.
Год назад был в своей деревне, и у брата спрашиваю: «Ну как теперь, на том кладбище, все спокойно?» Он с удивлением посмотрел на меня и сказал: «Ты сейчас то место и не узнаешь. Деревни той уже давно нет. Там все раскорчевали, вспахали, а на месте деревни сеют пшеницу. Но, что интересно, – продолжает брат, – во время уборки, как только комбайн подходил к кладбищу, сразу глох или вообще ломался. Потом стали это место объезжать. А сейчас на месте кладбища вообще перестали что-либо сеять. Все заросло бурьяном. Зовут теперь это место «заколдованный круг» и стараются обходить стороной.
А на подаренную стариком иконку сделал рамку, застеклил, и у меня получилась симпатичная Пресвятая Мать-Богородица, которая потом не один раз спасала меня от серьезных заболеваний.
Порой врачи удивлялись, как так могло случиться, что неизлечимая болезнь вдруг сама по себе исчезала, да еще в таком возрасте. То, что я к больному месту прикладывал икону, конечно же, врачам не рассказывал».